Не будем забывать, что Медвед — это далеко не медведь, тем более — не медведь сто”ЕдРо”ссовый”. Медвед — это Медвед. Он воплощает собой вовсе не “Большого брата” в отечественном варианте локковского государства-Левиафана, а — совершенно напротив — неожиданное и неопределенное по своим последствиям нарушение привычного порядка вещей, непредсказуемое (или предсказуемое) вторжение субъекта хаоса, “третьей силы” в социальный “орднунг” как таковой, в самые фундаментальные ритуалы общественного бытия, не исключая (а вернее — даже предпочитая) моменты интимнейшего “единения” “властей” с “населением”. Именно здесь возникает Медвед и, подняв лапы кверху, возглашает свое сакраментальное: “Превед, кросавчеги! Какдила?”
А это уже само собой означает, что дела, честно говоря, не очень…